Детская колония для несовершеннолетних где находится
Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Детская колония для несовершеннолетних где находится». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.
В колонию для несовершеннолетних девочек попадают лишь за совершение тяжких преступлений. Возраст контингента начинается от 14 лет. Такие малолетние заключенные содержатся под стражей за убийства, вымогательства, причинение тяжкого или среднего вреда здоровью, грабеж или разбой, теракт, захват заложника или ложное сообщение об теракте. По другим статьям, девочек-подростков могут осудить на условный срок. Все зависит от рецидива совершенного преступления и его тяжести.
Исправительные колонии для несовершеннолетних мальчиков и девочек в России
На вид милые создания, находящиеся в заточении, не такие уж и безобидные. Преступления, которые они совершили, порой намного превосходят ту жестокость, которую творят взрослые преступники.
К примеру, одна из заключенных Рязанской колонии для девочек Оля, в 15 летнем возрасте убила бабушку-соседку с целью обокрасть ее жилище. На суде она поведала, что ее брату срочно требовались наркотики, а денег их приобрести не было, и чтобы облегчить ему участь от начавшейся «ломки», она и пошла на преступление.
Еще одна девочка-подросток из Екатеринбурга убила вместе с подругами маленькую девочку, затащив ее в подвал. Там у убитой забрали ключи от квартиры, которую в дальнейшем обокрали. Ее история похожа на историю другой девочки Вали, которая ради потехи затащила вместе с подружкой маленького ребенка (девочку) в свою квартиру, и начала душить. Спасти ребенка удалось лишь благодаря матери, которая подняла тревогу, когда потеряла малышку. Чудом мать смогла вычислить ту квартиру, и колотила в дверь, крича, чтобы ее пустили, а девочки через дверь отвечали, что у них никого нет. Маленькой жертве повезло, что квартира была с деревянной дверью, и женщина сумела выбить ее, таким образом остановив расправу над ее маленькой дочкой.
В Томске находится одна из двух воспитательных колоний для несовершеннолетних девушек — ВК-2. Она расположена в городе на АРЗе, сразу за вереницей жилых домов. Окна многоэтажек смотрят прямо на территорию воспитательного учреждения. На первый взгляд, внутренний мир зарешеченного пространства не так уж режимен: 06.30 – утро девчонок начинается с аэробики, 07.30 – завтрак (разве что идут на него строем), потом по газону гоняют футбольный мяч.
Воспитательные колонии делятся, как и взрослые зоны, на мужские и женские. Причем женских в списке воспитательных колоний для несовершеннолетних в России насчитывается куда меньше, чем мужских. Более важное деление касается условий отбывания наказания в воспитательных колониях. Существуют обычные, облегченные, льготные и строгие условия.
-
В обычных условиях живут большинство прибывших на зону подростков.
- В строгих условиях отбывают наказание те, кто осужден за умышленные преступления, совершенные в колонии, рецидивисты, а также обитатели ВК, признанные злостными нарушителями порядка.
- В облегченные условия переводятся из обычных те заключенные, которые добросовестно соблюдают правила и прилежно учатся.
- Для подготовки к освобождению воспитанники, отбывающие наказание в облегченных условиях, переводятся в льготные условия.
Если осужденный постоянно нарушает режим, его могут перевести из льготных и облегченных условий отбывания наказания в обычные, а из обычных – в строгие.
Школьная программа для всех видов воспитательных колоний – такая же, как в любой обычной школе. Другое дело, что в ВК десятикласснику может быть уже 18 лет, а по уровню знаний он может дотягиваться разве что до пятого класса.
У ребенка, попавшего в криминальную среду, нет желания учиться, и школу он просто забрасывает. Помочь ему в этой ситуации, как правило, некому: родители либо злоупотребляют алкоголем, либо устраивают личную жизнь, а среди учителей он чаще всего не видит авторитета, который бы вытащил его из трясины. Поэтому к моменту попадания в колонию со знаниями всё обстоит весьма плачевно.
Учиться можно до 11 класса и сдавать ЕГЭ, а потом поступать в вуз – у воспитанников есть возможность учиться заочно. Второй путь – поступить после 9 класса в техникум, находящийся на территории ВК. Готовят здесь столяров, автомехаников, слесарей, сантехников, швей, портных. Большинство молодых людей, конечно, склоняются ко второму варианту: в будущем они видят себя скорее работягами, чем «белыми воротничками».
Они могут также пользоваться библиотекой колонии и читать прессу, а также смотреть передачи по телевизору – если разрешат сотрудники колонии.
Работать воспитанники могут с 18 лет. Они могут выполнять бытовые работы по колонии или трудиться на предприятии, находящемся в ее пределах. В числе заключенных есть те, кто должен выплачивать иск по возмещению ущерба, поэтому часть дохода они отчисляют в пользу потерпевших. А некоторые умудряются посылать часть денег домой, родственникам.
Кстати, заключенным, как и любым другим работникам, положен ежегодный отпуск.
Воспитанников могут оставить в колонии до 19 лет. Если срок заключения еще не истек, их переводят во взрослую колонию.
Еще несколько лет назад закон разрешал оставлять воспитанника в колонии до 21 года; сегодня правила ужесточились. И это составляет определенную проблему. Какой смысл менять свое поведение и исправляться, если впереди маячит перспектива оказаться во взрослой колонии с ее куда более суровыми условиями? Так рассуждают многие воспитанники. Будущее и дальнейшая социализация этих молодых людей, таким образом, очень туманны.
— Преступления, причем тяжкие, совершают подростки, ранее на учете не состоявшие, из благополучных семей. Появился даже термин — «псевдоблагополучная семья». Все более в ходу среди специалистов еще одно понятие — «немотивированная агрессия».
Еще лет 10 назад можно было с большей уверенностью прогнозировать судьбу подростка по внешним признакам. Сегодня это очень сложно.
Пример — в Томске отбывает наказание в колонии девочка. Это подросток из нормальной, обычной семьи. У нее случился срыв. Они втроем с подругами часов восемь еще одну девочку шарфами душили, ножами кололи за то, что она не так посмотрела на мальчика.
Сознание современного подростка «проваливается» в своего рода яму, один край которой — невероятно высокий стандарт потребления, а другой — чрезвычайно низкий уровень требовательности к себе, выраженный в претензиях ко взрослым, не «обеспечивающим право на счастье».
За криминальным сознанием стоит определенное мировоззрение. Это когда человек говорит себе: решить мою проблему, в чем бы она ни состояла, я могу, только совершив преступление.
Не могу заработать на новый айфон? Криминальное сознание говорит мне: «Отбери. Живи как волк: всех, кто слабее тебя, поедай, а от остальных бегай».
Цементом, который криминальное сознание держит, является одна простая вещь — круговая порука. Это когда, с одной стороны, каждый сам за себя, с другой — все вместе, рука моет руку, преступник покрывает преступника на разных уровнях.
«АУЕ» (название запрещенной в России организации) или блатные песни — это только афиша на стене театра, но это еще не сам театр.
Тех же, кто выбирал криминальный путь осознанно, в своей практике я встречал редко.
Есть у меня знакомый. Мать — воровка, отец — профессиональный щипач. Мальчику было 9 лет, когда папа первый раз взял его с собой «на дело». Так для ребенка преступления становились нормой.
Единственное, что его спасло как человека, — был период, когда и мать, и отец сидели, а он жил у бабушки с дедушкой. Бабушка его из душа выносила, завернутого в полотенце, ставила на табуреточку, а дедушка его полотенчиком обмахивал. Он понимал, что его любят, а значит, внутри он был уже другой. Он в этой любви сформировался. Это и помогло парню уже после третьей ходки изменить свою жизнь.
Колония для несовершеннолетних
Как-то с одним специалистом мы ездили по детским колониям, и она сказала: «Ну, мой-то ребенок никогда такого не сделает». Я ей тогда ответил, что ей нечего здесь делать, что она не имеет права ходить к этим детям, потому что ей нечего им дать.
Каждый раз я допускаю мысль, что я мог бы оказаться на месте этих людей. Иначе кто я такой?
Подросток Петр (имя изменено) попал в воспитательную колонию по статье 111, часть 4 («Нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть потерпевшего»). Я общался с ним и его мамой. Колония была недалеко от Москвы, мы там часто бывали, помогали. Освободился он условно-досрочно. Мы ездили к нему домой, подарили компьютер. Парень поступил в техникум, сейчас учится в Москве, в институте на бюджетном отделении. Ему трудно, но он справляется.
Мы время от времени встречаемся за чашкой кофе в кафе, болтаем. Я как-то спросил его о преступлении. «Вы не поверите, — сказал он, — это была первая в жизни рюмка водки». Вышел на улицу, там компания друзей, у одного из них день рождения. Разумеется, была и вторая, и третья рюмка. Мимо шел человек, сделал группе подростков замечание, ну и так далее. Потерпевший скончался в больнице, а Петр ничего не помнит. Но это, конечно, случай нетипичный. Таких, как этот парень, называют «пассажирами».
Еще один короткий эпизод — встретил в одной воспитательной колонии парня, который, еще находясь в СИЗО, сделал себе маленькую наколку, совсем маленькую, сделал «просто так». Проблема в том, что кололи всех одной иглой и у парня теперь ВИЧ.
К сожалению, подростки оперируют этим страшным словом «просто так», не думая о последствиях. Другое слово, еще более печальное — «так получилось». Между этими двумя «просто так» и «так получилось» — яма, в которую они проваливаются.
В тюрьме можно жить, и жить неплохо. Поезжайте в можайскую детскую колонию, и вы не испугаетесь: столовые, спальни, душевые кабины, ПТУ, школа. Кто-то из мальчишек в колонии впервые белую простыню увидел, а одна мать совершенно серьезно на свидании с сыном спрашивала, как младшенького туда же пристроить.
Я даже детей перестал возить туда для профилактики, потому что не страшно. Но когда еще возил, я им говорил: «Вы не туда смотрите. В глаза им посмотрите, тогда вы поймете, хорошо здесь или плохо».
Самое страшное в тюрьме — это то, что к ней привыкают.
Возвращаться в тюрьму второй раз уже не так ужасно, а жизнь на свободе часто пугает, там надо о многом думать, за многое отвечать и трудиться.
К сожалению, наша система закрытых учреждений, я имею в виду не только колонии, но и детские дома, создает социальных паразитов. Я был рад, когда пошла тема закрытия детских домов. Представьте — у ребенка на книжке миллион рублей, он приходит в детский дом, ботинки бросает, даже не чистит их. За него постирают, уберут. Даже если он хочет сам — у него навыка нет.
Что касается колоний, проблема, собственно, не в них самих, а в том, что подростки возвращаются обратно в ту среду, которая их в тюрьму привела.
Сегодня зачастую происходит так: до 18 лет разные ведомства и учреждения «передают» подростка друг другу, а потом 18 — все, дальше сам. Мы бьемся, чтобы увеличить этот возраст как минимум до 23 лет, чтобы вопрос о сочетании юридической ответственности и психологической зрелости решал специалист. Нужна грамотная служба пробации, которую в России создать пока не могут.
Благотворительность в тюрьме, как и везде, должна действовать по принципу «не навреди».
В одну воспитательную колонию приходил священник и всегда приносил с собой конфеты. Он их менял на сигареты, а там это почти валюта, особенно пять-десять лет назад. Но «реальные пацаны» соображают быстро: они стали доставать самые дешевые сигареты и менять их на дорогие шоколадные конфеты. В итоге у них и сладкое было, и покурить.
Я всегда стараюсь спрашивать сотрудников, чем я могу помочь. Они лучше знают, что необходимо в конкретной ситуации. Потому что порой даже сам ребенок в колонии не знает, чего хочет, ведь это же все-таки дети.
Но мой опыт подсказывает, что куда лучше печенья — регулярные занятия, неважно какие. Например, уроки игры на гитаре. В Архангельскую воспитательную колонию вот уже четыре года ходит по субботам староста церкви, занимается с ребятами стендовым моделированием. Все, кто с ним занимается, человек пятнадцать, через пару месяцев перестали ругаться матом.
Если бы не колючая проволока по верху забора и проверка на входе, учреждение можно было бы принять за загородный лагерь. Живописное место, сосны, аллеи и клумбы, на деревьях – скворечники. Два поля для подвижных игр, на корпусах — плакаты с мотивирующими лозунгами о чести и об ответственности. Здесь есть маленькая теплица, для мероприятий — торжественный актовый зал и уютная столовая.
Режим здесь все-таки не санаторный. Подъем в шесть часов утра. Обязательная зарядка, заправка кроватей, потом уборка. В комнатах — идеальный порядок. После быстрого завтрака — первые уроки в школе, потом второй завтрак и снова учеба. После обеда — занятия в училище. В Стерлитамакской колонии воспитанники могут получить профессию швеи, бетонщика, каменщика, столяра-строителя и плотника. Еще недавно делали катамараны и пластиковые лодки. Федеральная система исполнения наказания заказывает у колонии постельное белье, полотенца.
Колонии для несовершеннолетних девочек
«В качестве поощрений мы вывозим детей в город в театр или в кино. Чтобы приучать их к самостоятельной жизни, заходим вместе в магазины, где они видят цены и выбирают, что им необходимо, — рассказывает воспитатель колонии Дамир Бердигулов. – На ребят, конечно, обращают внимание окружающие, иногда, к сожалению, шарахаются».
В одной из казарм устроены две молельные комнаты: одна с иконами на стенах, вторая устлана двумя расписными коврами. Мулла и священник приезжают сюда регулярно.
«Каждый день вожу человек десять в православную молельную комнату. Они читают и молятся», — поясняет воспитатель.
В казарме льготного вида в комнатах иконы Серафима Саровского, Николая Чудотворца. Над одной кроватью висит нательный крестик и листок бумаги со словами: «Бог есть любовь».
«Мы понимаем, что он преступил черту закона, но это наши дети. Взрослые позволили ему совершить преступление, когда-то не остановили, прошли мимо. Равнодушие взрослых — главный бич сегодняшнего времени. От безысходности и по глупости дети совершают преступления, как правило, не подозревая о последствиях. В основном это подростки из неблагополучных, малообеспеченных семей, где они обделены вниманием и заботой, — говорит начальника отдела по обеспечению деятельности комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав администрации Оренбурга Елена Марсакова. — Многие дети, которые возвращаются из колонии, стремятся к хорошей жизни. Они стараются порвать с прошлым окружением, устроиться на работу, завести семью. Чем больше внимания сейчас мы окажем воспитанникам, тем больше шансов, что они выйдут на свободу с желанием быть полезными своей стране».
В то же время есть и другие мнения, в том числе, и сотрудников исправительных учреждений, что дети, прошедшие воспитательную колонию, снова выбирают тот же преступный путь. Просто родителям, классному педагогу важно вовремя увидеть потухшие глаза ребенка и остановить его, не дав перейти опасную грань.
Изначально Следственный комитет обвинил восьмерых подростков в участии в массовых беспорядках, некоторых — еще и в призывах к ним. Однако в ноябре 2017 года Максиму Ершову — единственному, кому на момент событий уже исполнилось 18 лет — переквалифицировали обвинение с участия на организацию массовых беспорядках (от 8 до 15 лет лишения свободы). За несколько дней до событий в Можайской колонии суд отказал Ершову в условно-досрочном освобождении — по версии следствия, заключенный решил, что это произошло из-за недостаточной помощи со стороны администрации колонии, и организовал бунт.
При этом в материалах дела указано, что Ершов в воспитательной колонии снял все дисциплинарные взыскания, содержался на облегченных условиях отбывания наказания, активно участвовал в жизни отряда и пользовался уважением со стороны осужденных, «которые впоследствии выражали солидарность в несправедливости судебного решения» об отказе в УДО.
Уголовное дело Московский областной суд начал рассматривать 14 февраля, спустя два года после событий в Можайской воспитательной колонии. Процесс ведут трое судей: Екатерина Кудрявцева, Надежда Акимушкина и Владимир Семешин.
В обвинении не осталось ни слова о насилии со стороны сотрудников колонии — причиной бунта названо недовольство заключенного Максима Ершова и поддержавших его воспитанников отказом в УДО. В суде вызванные гособвинителем свидетели говорили о том, что отношения между осужденными и сотрудниками колонии были нормальными и никаких конфликтов или избиений они не видели.
О насилии со стороны сотрудников ФСИН рассказал в суде только Александр Клыков, который провел в Можайской воспитательной колонии два года и освободился через месяц после бунта. По его словам, все произошло «спонтанно», потому что «у всех сдали нервы». Клыков вспоминал в суде, что до той ночи сотрудники колонии годами издевались над заключенными, а в незадолго до бунта унижения и оскорбления участились и усилились.
— Какие отношения у вас сложились с работниками колонии, руководством колонии? — спрашивала его прокурор Кузнецова.
— Плохие.
— В связи с чем?
— Ну, как только я приехал, там сразу был «очень теплый прием». Когда они принимали, дубинками били, гуськом заставляли идти до вахты.
— С чьей стороны были подобные действия? Вы о ком сейчас рассказываете? — вмешалась судья.
— ДПНК, заместитель ДПНК.
— Сотрудники?
— Да.
— А вы жалобы писали?
— Нет, жалобы не могли написать, из-за того, что и начальство, и заместитель начальства предупреждали, и сотрудники предупреждали, что будет еще хуже.
По словам бывшего воспитанника Клыкова, его трижды вызывали на допрос к следователю Вадиму Елисееву. На первый — в статусе подозреваемого — он пришел с адвокатом и рассказал об издевательствах в колонии. Два других раза, утверждал молодой человек, он взял 51-ю статью, но подписал какие-то листки бумаги.
В показаниях, которые вошли в обвинительное заключение и приписываются Клыкову, говорится, что между сотрудниками колонии и осужденными не было никаких конфликтов, а обвиняемые подростки названы зачинщиками и активными участниками бунта. В суде молодой человек заверил, что такого он не говорил, а под протоколами с этими показаниями стоит чужая подпись. Во время заседания Клыков рассказал и о давлении со стороны следователя и прокурора.
— А прокурор к вам подходил до процесса? — уточнила у подростка адвокат.
— Да, я когда в первый раз приехал, я когда на метро еще ехал, мне позвонил этот [следователь] Елисеев, спросил: «Ну че, ты где? Тебя что, искать оперов вызывать? Сейчас тебя все равно найдем». Я говорю: «Я еду на суд». Он, а, ты уже едешь, успей. Все, давай ехай туда, и сбрасывает. Через какое-то время мне звонит прокурор. Звонит мне прокурор говорит, где ты есть? Я говорю, что еду. Он говорит, давай щас, как подъедешь, позвонишь, я тебя встречу. Я подъезжаю, звоню. Он говорит, не, давай я тебя встречать не буду, чтобы нас никто из адвокатов не видел, заходи, поднимайся на третий или шестой этаж, не помню. По-моему, на шестой. Поднимайся и подходи ко мне, я тебя встречу уже там в холле. Я говорю, хорошо. Пришел, она меня встретила, мы зашли в какой-то кабинет, она меня начала спрашивать, я все вопросы сам рассказал, она говорит типа «придумай историю получше».
— Это вот этот гособвинитель?
— Да.
— Присутствующий на судебном заседании?
— Да. Придумай историю получше…
— Замечательно.
— Ну, вы придумали историю получше?
— Нет.
Пока шло расследование, уже все восемь обвиняемых, а не только Максим Ершов, достигли совершеннолетия. В Можайской воспитательной колонии они оказались по обвинениям в кражах, грабеже, угоне автомобиля и причинении тяжкого вреда здоровью. Если бы не уголовное дело о массовых беспорядках, в 2018 году они уже вышли бы на свободу.
Замначальника колонии Александр Чернавский во время заседания сетовал, что все подростки были на хорошем счету и получали поощрения, он постоянно говорил об их «трудной судьбе». В зале суда во время рассмотрения дела о бунте не было ни одного близкого родственника обвиняемых.
Из СИЗО я попал в режимную воспитательную колонию для несовершеннолетних в Ардатовском районе Нижегородской области. Когда я вылезал из машины, то сразу же получил удар ногой от какого-то здорового мужика. Позже выяснилось, что это заместитель начальника колонии — он бил нас, чтобы мы в ту же минуту поняли, куда попали. Меня поместили в карантин, где все недавно прибывшие заключенные находятся до того, как их распределят в постоянные камеры. Там мне тоже несколько раз досталось ни за что: одному из сотрудников не понравилось, как я произнес свою фамилию, другому — как я на него посмотрел.
После больницы в СИЗО мне постоянно хотелось спать, но когда я закрывал глаза, меня скидывали с кровати и били. Им было плевать на мои перевязанные руки. Я знал о случаях, когда заключенные резали вены прямо при них, а те в ответ только кидали мойку (лезвие безопасной бpитвы, с одной стоpоны обмотанное изолентой, — прим. ред.) и говорили «Давай еще». После карантина меня перевели в жилую зону. За мелкие противорежимные действия сотрудники колонии били нас пожарными шлангами или прутьями, а за серьезные проступки отводили в дежурную часть и просто запинывали человека. Меня спасло только то, что через два месяца тюрьму для несовершеннолетних стали закрывать и переделывать в женскую колонию. Меня перевели обратно в СИЗО, а после отправили в воспитательную колонию в Арзамасе.
На волю я вышел совсем недавно — четвертого мая. Мне хватило трех дней, чтобы погулять и отметить освобождение. Я понял, что нужно нормально одеться и начать приводить себя в порядок. Спустя неделю новость о моем выходе по сарафанному радио разлетелась по всему городу, и мне стали поступать предложения о работе — звали даже в крупную компанию «Тосол-Синтез». Я решил продолжать заниматься внутренней отделкой. Это сезонная работа, но мне нравится самостоятельно формировать свой график. Стабильную работу пока искать рано — мне нужно привыкнуть, осмотреться, адаптироваться.
Как именно проходит адаптация после тюрьмы, зависит полностью от человека. В колонии были те, кто жил тюремной жизнью чуть ли не с самого детства и возвращался сюда на второй, на третий срок. Такие люди могут до старости прожить тюремной жизнью, занимаясь «общими делами» и решая вопросы с администрацией. Мой подельник по 162 статье отсидел шесть лет, погулял на свободе месяц и вернулся обратно — сейчас он отбывает уже четвертый срок. Говорит, освободился, отметил, начал искать работу, не смог найти и снова ударился в уголовку. Большая часть отсидевших на «малолетке» возвращается туда снова. В колонии важно проводить время с пользой для себя, чему-то учиться, и еще там понять, как ты будешь жить на воле.
Сейчас пытаться что-то оспорить и доказать, что я не убивал ту девушку, бесполезно, это ни к чему не приведет. Про убийцу я слышал, что он сошел с ума на почве синтетических наркотиков и лежит овощем в психиатрической больнице где-то в Казани. Отдать таким местам восемь лет — это печально, но с психикой у меня все нормально. Сейчас меня не тянет к тому, чем я занимался раньше. Я выдержал, поменял свои взгляды на жизнь и стал добрее. Но чаще всего после «малолетки» люди становятся обозленными, поэтому такая система исправления не работает и наносит только вред.
Когда мне было пятнадцать лет, меня осудили сразу по двум статьям уголовного кодекса — 162 «Разбой» и 105 «Убийство». В колонии для несовершеннолетних попадают по двум причинам — либо когда у подростков нет денег, либо если не в том месте играет романтика. Разбойное нападение на таксиста мы совершили, потому что хотели обогатиться и были выпившими. Сначала задержали моего подельника — он рассказал про меня операм, и те меня нашли. Семь месяцев я находился под следствием в СИЗО, и все это время меня пытали. Из меня пытались выбить признание в убийстве девушки, которое я не совершал.
Опера не могли раскрыть преступление, но знали, что я в курсе, кто в действительности виноват, поэтому меня не жалели. Они закрывали меня в своих кабинетах и допрашивали, меня пристегивали к мебели наручниками и били. Иногда запирали в большом сейфе, где у меня затекали все конечности. Время от времени могли окунуть в воду и бить электрошокером. Однажды я как бы начал вскрывать вены, потому что это был единственный способ ослабить режим. Тогда меня перевезли в больницу, где я несколько суток лежал накачанный таблетками и уколами, привязанный к кровати. После семи месяцев такой жизни я не вытерпел и расписался там, где просили — иначе меня просто превратили бы в инвалида, потому что дело им однозначно нужно было раскрыть. За разбой мне дали шесть месяцев, за убийство — восемь лет.
Из СИЗО я попал в режимную воспитательную колонию для несовершеннолетних в Ардатовском районе Нижегородской области. Когда я вылезал из машины, то сразу же получил удар ногой от какого-то здорового мужика. Позже выяснилось, что это заместитель начальника колонии — он бил нас, чтобы мы в ту же минуту поняли, куда попали. Меня поместили в карантин, где все недавно прибывшие заключенные находятся до того, как их распределят в постоянные камеры. Там мне тоже несколько раз досталось ни за что: одному из сотрудников не понравилось, как я произнес свою фамилию, другому — как я на него посмотрел.
После больницы в СИЗО мне постоянно хотелось спать, но когда я закрывал глаза, меня скидывали с кровати и били. Им было плевать на мои перевязанные руки. Я знал о случаях, когда заключенные резали вены прямо при них, а те в ответ только кидали мойку (лезвие безопасной бpитвы, с одной стоpоны обмотанное изолентой, — прим. ред.) и говорили «Давай еще». После карантина меня перевели в жилую зону. За мелкие противорежимные действия сотрудники колонии били нас пожарными шлангами или прутьями, а за серьезные проступки отводили в дежурную часть и просто запинывали человека. Меня спасло только то, что через два месяца тюрьму для несовершеннолетних стали закрывать и переделывать в женскую колонию. Меня перевели обратно в СИЗО, а после отправили в воспитательную колонию в Арзамасе.
Карательная колония: как живут подростки в месте, очень похожем на концлагерь
Мы идем по территории колонии с начальником отдела исполнительного процесса Олегом Шункевичем.
— Основные статьи, за которые здесь сидят, — это грабеж, разбой, убийство, изнасилование, незаконный оборот наркотических средств, — говорит он. — Очень актуальна для несовершеннолетних кража. Пару человек сидят за хищение с помощью компьютерной техники. И еще за развратные действия — изнасилование в извращенной форме.
В момент моего приезда в ВК-2 сидели порядка двухсот ребят. На часах 11:00. Однако дворовая территория зоны пуста. Безлюдность объясняется просто — в это время суток зеки работают на промзоне. Но не все. В этом мы убеждаемся, когда заходим в жилое помещение второго отряда.
По коридору прошмыгивает парень и останавливается под аркой, над которой висит табличка — «Наш девиз ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперед и только все вместе!».
Есть в отряде и своя кухня. Она тоже образцово-показательная и ничуть не хуже кухни какого-нибудь общежития. По идее, кухня создана для того, чтобы осужденные пили в ней чай и расправлялись с посылками от родственников. Однако на практике расправляться зачастую просто не с чем. В год осужденному положено всего шесть посылок. Плюс, если он вел себя примерно, администрация колонии может дать ему право получить еще шесть. Но даже в случае хорошего поведения надеяться на бонус многим осужденным нет смысла. Родственники к ним просто не приезжают.
В фойе барака висит «Листок отряда» с планами на неделю. Среди прочих пунктов в нем написано: «Организовать сбор денежных средств с лицевых счетов осужденных для нужд 2-го отряда».
О каких нуждах идет речь, становится понятно, когда мы оказываемся в спальной комнате осужденных. Стены покрашены в оранжевый цвет, украшены искусственным камнем. На потолке гипсокартон. На окнах — шторы и занавески. Ко всему прочему, в дальнем конце комнаты стоит аквариум с рыбками. Такие есть в каждой комнате. В некоторых даже живут черепахи.
Раньше в бараках были обычные бетонные стены. Никакими искусственными камнями и не пахло. Пока ремонт не сделали за собственные деньги сами зеки. За какие деньги? За те, которые они получают за работу в промзоне. Правда, назвать их зарплаты деньгами не поворачивается язык.
Жизнь в ВК-2 проходит в жестком ритме подчинения: учеба-работа-сон. В колонии есть спортзал, но в него мало кто ходит. Некоторые зеки по выходным посещают храм, который приютился в одной из комнат первого отряда. Другие играют в настольный теннис. Но излюбленное занятие осужденных, как говорят сотрудники колонии, — «чай попить да покурить».
Основные же культурные мероприятия проходят в местном клубе. По воскресеньям в нем показывают кино и выступление художественной самодеятельности. Раз в месяц в колонию приезжают артисты из Бобруйска. А иногда заглядывают и белорусские «зоркі» эстрады. Их след в культурной жизни ВК-2 вписан на доске почета, которая висит в фойе клуба. Вот с фотографии смотрит певица Влада. Вот устремил свой взгляд вдаль народный шансонье Владимир Ухтинский. А вот певицу Алесю Ярмоленко обступили улыбающиеся зеки.
Мы идем по территории колонии, и я вспоминаю, что за последние лет пять МВД Беларуси то и делает, что заявляет о снижении уровня преступности среди несовершеннолетних. Спрашиваю Олега Шункевича: стали ли в ВК-2 меньше сидеть.
— Стали меньше садить, — отвечает начальник отдела исполнительного процесса. — Это такая политика. Преступлений меньше не стало. Государство попыталось быть гуманнее. За первое правонарушение оно дает штрафы. За второе — наказывает условно. В третий раз — ограничение свободы по месту жительства. Получается, что человек уже трижды судим, но ни разу не сидел. И у него появляется такое мнение: «Ага! Смотрите, я ворую. И мне все пофиг — меня не садят». И он абсолютно уверен в своей безнаказанности. Вот эта гуманность воспитывает зеков и, наоборот, провоцирует на совершение новых преступлений. И когда они садятся, у них у всех уже по три-четыре судимости.
Зеков снимают с производства. На сегодня рабочий день закончился. Впереди — школа и ПТУ. А пока сотрудники колонии смогут разгрести промзону от металлолома, который они притащили неизвестно откуда, чтобы выполнить норму по сдаче металлолома государству.
В последнее время работники ВК-2 все больше грустят. Зарплаты съела девальвация-2011, жены стали зарабатывать больше, чем мужья, а контролеры — увольняться, потому что «на миллион-полтора прокормить семью сложно». Но, тем не менее, жизнь продолжается. Несовершеннолетние прибывают в воспитательную колонию, а взрослые работают над их укрощением.
Где находятся уполномоченные учреждения по проведению исправительно-воспитательной функции? Российская федерация территориально поделена на 54 субъекта, в которых расположены и функционируют 24 колонии воспитательного типа:
- Алексинская (город Алексин Тульской области);
- Ангарская (город Ангарск Иркутской области);
- Арзамасская (город Арзамас Нижегородской области);
- Архангельская (город Архангельск Архангельской области);
- Белореченская (город Белореченск Краснодарского края);
- Биробиджанская (город Биробиджан Еврейской автономной области);
Школа в колонии большая, занята сейчас меньше, чем на половину.
Учатся здесь по обычной программе, хотя и не без особенностей — начальник говорит,
что дети запущенные, некоторые не окончили и начальную школу, а есть мальчишка, который и читать не умеет. Считать умеет, а читать — нет.
Но у него срок большой, поэтому он тут и семилетку закончит. Если экстерном будет сдавать.
В этом году в этой школе два парня сдавали ЕГЭ. Хорошо сдали, по русскому так вообще набрали больше 60 баллов при минимальных 24.
Неужели, спрашиваю, с охотой учатся? Сначала охоты нет, потом появляется, — смеется начальник.
В отношении несовершеннолетних были проведены реформы судебной системы. Сейчас им дают сроки ниже минимальных, в тюрьму идут только за тяжкие преступления, много условных сроков. Считаю, что условный срок нужен. Сразу за решетку нельзя. Кому-то хватит и улицу помести в воспитательных целях, он испугается и больше не пойдет. В целом, могу точно сказать, что сейчас система очень лояльно относится к подросткам.
Но при этом поддерживаю поправки в части ужесточения за преступления, связанные с экстремизмом и терроризмом. Только тут надо разбираться. Может, он просто по незнанию какие-то документы передал. А если осознанно причиняется вред человеку на основании национальной или религиозной принадлежности – это надо выжигать каленым железом. Я видел сидящих по этим статьям мужчин. От 25 до 35 им где-то было. Ведут себя по-разному. Кто-то затих, кто-то переосмыслил. Но об условном сроке тут даже не может быть и речи.
Девичья «малотетка»: чем она отличается от «мальчиковой» колонии
Я попал в колонию по 228 статье – «Наркотики». Мой срок 3 года и 6 месяцев. Вообще, можно сказать, что я – просто наркоман, хотя зависимости у меня нет. Я недолго принимал вещества.
Началось всё с гашиша. Покурил один раз, два. Помню первый раз – мы пошли в парк Лосиный остров и там курили. Было очень смешно, мы долго веселились. А потом постепенно перешел на амфетамин. Его нюхают обычно, но можно и просто завернуть в туалетную бумагу и проглотить. 1 грамм амфетамина стоит около 1000 рублей.
Всю информацию о товаре я получал от друзей. Я знал всего одну точку для продажи. Покупал для себя, но иногда просили купить и для кого-то. Тебе звонит друг и говорит, что надо купить. Ты идешь и берешь, а потом передаешь заказчику. Так я шел однажды с другом, а за нами была слежка. И когда передавал наркотик, нас и задержали. По этой статье не бывает условных сроков. Нанимать частного адвоката было бесполезно.
Я понимаю, что совершал зло. Амфетамин всё-таки убивает людей. И выходит, что я тоже их по чуть-чуть убивал. Срок считаю нормальным, хотя тут тяжело находиться. Но меньше нельзя – не сможешь осознать до конца, как ты вредил обществу. Года точно мало. Надо больше.
Когда я выйду, сразу пойду учиться. Мне надо еще среднее образование получить. Нравится предмет «металлообработка». Буду что-то в этой сфере искать. Хочу много работать, чтобы не было свободного времени совсем, чтобы больше не оступиться.
Дома меня ждет мама, она бухгалтер. Мы с ней вдвоем жили. Она мне всегда давала деньги, возможно, это меня и сгубило. Было очень много свободного времени.
Я срок тут мотаю не один, мама со мной отбывает. В том смысле, что для нее это такое испытание. У меня тут всё хорошо, но это всё-таки неволя. Поэтому хочу извиниться перед мамой за это. А еще предупредить тех, кто сейчас занимается наркотиками: «Пацаны, всех возьмут, лучше бросить!» Мне казалось, что будет всегда всё просто и легко.
Наказание в виде лишения свободы может быть назначено несовершеннолетнему осужденному лишь в исключительных случаях, обусловленных характером и степенью общественной опасности преступления, обстоятельствами его совершения и личностью виновного.
Лишение свободы ни при каких обстоятельствах не может быть назначено лицу, совершившему в несовершеннолетнем возрасте преступление небольшой тяжести впервые. Лишение свободы также не может быть назначено несовершеннолетнему, совершившему в возрасте до 16 лет (включительно) преступление средней тяжести впервые.
Независимо от санкции статьи Особенной части УК и независимо от возраста лица на момент постановления приговора, наказание в виде лишения свободы не может превышать:
- для несовершеннолетнего, совершившего в возрасте до 16 лет (включительно) преступление небольшой или средней тяжести или тяжкое преступление, — шесть лет лишения свободы;
- для несовершеннолетнего, совершившего в возрасте до 16 лет (включительно) особо тяжкое преступление, — 10 лет лишения свободы;
- для несовершеннолетнего, совершившего в возрасте старше 16 лет преступление независимо от его категории, — 10 лет лишения свободы.
Нижний предел наказания в виде лишения свободы, установленный в санкции статьи Особенной части УК, предусматривающей ответственность за тяжкое или особо тяжкое преступление, сокращается в два раза.
Воспитательная работа — комплекс специальных мер, применяемых к осужденным несовершеннолетним для того, чтобы отношение подростка к внешнему миру, самому себе, а также положительно повлиять на его будущую судьбу.
Работа направлена на получение подростком эстетических, нравственных, трудовых навыков, а также получение физического воспитания.
Колония предоставляет возможность несовершеннолетним заключенным получить определенную профессию в своих стенах, которая поможет освоиться и прокормить себя после освобождения.
Среди оступившихся подростков есть представители из семей, именуемых неблагополучными, в которых никогда прививались семейные и моральные ценности. Поэтому, проведение с несовершеннолетними нарушителями персональных бесед на такие темы помогает показать подростку другую сторону жизни.
Исправление и воспитание несовершеннолетних преступников происходит на протяжении всего времени нахождения в колонии. В школе им дают необходимую базу знаний, формируют в каждом из них индивидуальную личность. Очень часто приходят психологи для бесед с подростками. Они находят личный подход к каждому из них, пытаются вникнуть во все проблемы, которые происходили, про их семейную обстановку, почему они совершили преступление и т.д.
Часто в колонии проводятся различные воспитательные мероприятия, где несовершеннолетним осужденным раскрываются нехорошие поступки, их последствия, анализируются все совершенные ошибки. На таких беседах усилие делается на формирование в каждом ребенке понимания где добро, а где зло. Для них устраиваются мероприятия по обсуждению художественной литературы. На более глубоких примерах рассматриваются плохие и добрые поступки.
В начале 2000-х в Биробиджанскую колонию этапировали 20 подростков из СИЗО Амурской области. В течение дня ребята заселились; их, как и всех, кто прибывает в «малолетку», поместили в карантин. Условия казарменные: общая комната с кроватями и тумбочками.
Утром следующего дня в комнату вошёл дежурный. Все встали, двое остались лежать.
— А что эти не поднимаются?
— А мы их завалили.
— Кто?
Вышли восемь человек. Их лидер — рослый детдомовец, который выглядел старше своих 17 лет, грамотный и ясно излагающий мысли.
— Оказалось, что ночью они придушили тех двоих во сне и перерезали им горло мойками. Мойка — это лезвие, выломанное из бритвенного станка, — вспоминает следователь СУ Следственного комитета по ЕАО в отставке, который вёл дело.
Тюрьмы и колонии для несовершеннолетних в разных странах
С тех пор преступлений в колонии больше не совершали. Сейчас, находясь здесь и глядя на подростков, не возникает мыслей о разборках внутри коллектива, классовом делении и о том, что сделали эти дети до того, как попали сюда. Все осуждённые — вежливые, спокойные и сдержанные. Администрация колонии создаёт условия, в которых подростки чувствуют себя вне криминальной среды. Об этом говорят хотя бы незапертые двери в школе, жилом корпусе и в других зданиях.
На выпускной аттестат не ставят штамп ФСИН, поэтому ребёнок без препятствий может поступить в любой вуз, не связанный со спецпроверками (вроде Университета МВД или Пограничной академии). ЕГЭ подросток сдаёт по желанию. Никаких отметок в паспорте тоже не остаётся.
Сегодня в колонии 61 осуждённый. Все они — дети от 14 до 19 лет, которые попали сюда отбывать срок за грабежи, воровство, сексуальное насилие и даже убийство.
Детская колония находится у подножья биробиджанской сопки, в Аремовском переулке. Десять минут на машине из центра города. Рядом — жилые дома, вдоль дороги — дачи, огороды и деревянные заборы. Обычный частный сектор. В конце переулка — белый четырёхметровый забор с колючей проволокой, пропускной пункт и смотровые вышки.
Дальше, за КПП, начинается зона. Телефоны и другие «ненужные» внутри предметы просят оставить в камере хранения на входе, а паспорт обменять на именной пропуск. С собой только блокнот, ручка, диктофон и фотоаппарат, которые мы регистрировали заранее. Любая электроника (телефоны, флешки и другие гаджеты) на территории колонии запрещена для всех.
День для подростков всех режимов начинается в восемь утра. После завтрака — шесть уроков, как в обычной школе. Только длиной в 40 минут и переменами по 10. Из класса в класс и на перемены подростки ходят без контроля воспитателей и охраны. Сами, без конвоя, берут куртки в гардеробе, спускаются подышать воздухом. И возвращаются вовремя, к звонку, тоже сами. Вообще в школе воспитатели появляются редко: в учительской и классах только ученики и учителя.
На уроке литературы 11-го класса изучают «Тихий Дон». Подростки сидят по одному, реже — вдвоём за партой. Учитель рассказывает про народную точку зрения в романе и художественное мышление писателя. На столах — книги Шолохова. Всё как в обычной школе, если бы не одинаковая зелёная форма на каждом ученике.
К жизни за пределами колонии детей ведут через труд, творчество, спорт и образование.
В колонии работает театральный кружок, спортивные секции, есть хор, шахматная школа, историческая реконструкция и много других «моторных» кружков, где воспитанники что-то делают своими руками.
В музее выставлена экспозиция танкового сражения: немецкие «Тигры» против российских Т-34, артиллерийская бронетехника; здесь целый музей исторического моделирования. Два года назад учитель истории вместе с воспитанниками собрал в школьном музее целую панораму исторической реконструкции времён Второй мировой войны. Здесь танки и пушки ручной работы. Их ребята сами вырезали из бумаги, картона и дерева, красили и устанавливали на боевой панораме.
Около 95% детей в колонии — из неблагополучных семей. На перемене мне удаётся поговорить с одним из воспитанников, Сергеем. Он приехал сюда в 2016 году, срок — до 2022-го. Голубые глаза, ясное лицо, средний рост.
— Если бы я не попал сюда, не получил бы профессию. Сейчас у меня их три: овощевод, штукатур и столяр-строитель. Теперь я заканчиваю 11-й класс, что на воле тоже бы не сделал. Хорошо учусь, на четыре и пять. Из кружков больше всего люблю хоровое пение, — рассказывает мальчик.
У Сергея неполная семья, только мама, ей он звонит каждую субботу. Отец погиб, когда ему было 12. Через несколько месяцев подростка переведут во взрослую колонию.
Репортаж из воспитательной колонии для несовершеннолетних
Сейчас здесь трудоустроены 15 человек: уборщики служебных помещений и кухни, работники банно-прачечного комбината, помощники продавца в местном магазине, подсобные рабочие в пекарне. Зарплата — 1700−2000 рублей в месяц.
С прошлого года подростки начали работать на производстве пластиковых окон. Крупнейший заказ, который выполнили дети, стоил почти 300 тыс. рублей.
Школа, училище, работа и вообще режим настроены на адаптацию к жизни за стенами зоны. За полгода до окончания срока (если подросток выходит на волю из детской колонии) начинается подготовка к освобождению — курс адаптивных занятий.
Куклы-петрушки (мама, мальчик и девочка) обнимаются и исчезают за красной ширмой. Из-за неё выскакивают три девчонки с хвостиками и косичками, лет пятнадцати. В одинаковых платьях. Это осуждённые Новооскольской воспитательной колонии для несовершеннолетних. В комнате психологической разгрузки создан маленький театр кукол, в котором играют сами осуждённые. Сейчас они сымпровизировали – их попросили сыграть любую короткую сценку. Психологи говорят, что при помощи «ручных» кукол даже самые замкнутые и сложные из несовершеннолетних осуждённых способны раскрыться и рассказать всё, что у них на душе.
Возможно, что как-то так они и представляют своё возвращение домой. С паузами смущения при встрече с родными, неясной первой беседой. Моделировать вместе с психологами в колонии приходится не только сцены возвращения, но и всю свою дальнейшую жизнь. Какой она действительно станет после освобождения – никто не знает.
«Правда, что эта колония – особенная, в ней сидят девочки-подростки за… убийства?» – интересуются неосведомлённые граждане.
Нет, не особенная. В колонии для несовершеннолетних девушки, как правило, попадают за совершение тяжких и особо тяжких преступлений. В России колоний для девушек три: Рязанская, Томская и Новооскольская.
Сейчас в Новооскольской воспитательной колонии содержатся воспитанницы от 14 до 19 лет. Большинство – из неблагополучных семей. По словам сотрудников колонии, почти все осуждённые девушки совершили свои преступления в состоянии сильного алкогольного опьянения.
Сейчас здесь нет ни одной девушки из Белгородской области. За колонией кроме нашего региона закреплены Москва, Санкт-Петербург, Пермь, Орёл, Краснодар, Брянск. Сюда попадают осуждённые как из больших городов, так и самых глухих деревень России…
Каждое утро в колонии начинается с раннего подъёма, зарядки, уборки постели, умывания и завтрака. Потом девочки идут на работу или учёбу. Рабочая смена – с 7.30 до 14.30, семичасовой рабочий день. После обеда им дают немного личного времени, потом снова учёба, ужин. Отбой – в 10 вечера. По выходным подъём в 8 утра. И так каждый день, в течение нескольких лет. Кто-то из девушек, повзрослев, прямо отсюда выйдет на свободу. А кто-то будет досиживать свой срок уже на взрослой зоне.
В колонии девочки учатся шить, приобретённые навыки применяют там же, в производственном швейном цехе. Колония шьёт форму для сотрудников ФСИН: спецовки, рубашки, а также собственную форму. Каждый месяц воспитанницы получают на лицевой счёт деньги – зарплату, которая зависит от нормы выработки, приблизительно около 2500 рублей. На руки деньги не получают, бухгалтерия рассчитывает, что они могут взять на них в магазине.
«Девочки шьют одежду с нуля, освободятся – будет у них профессия, – рассказывает начальник производственного отдела Татьяна Лютая. – Что, если забраковала изделие? Мы не наказываем. Но такое редко случается, мы ведь не торопим: лучше пусть медленно выполняет, не спешит».